О, небо, я сделала это.
Четыре часа жизни убиты на то, чтобы вылить на себя ведро грязи - ах, какое счастье, что я приобщаюсь к мировой классике.
Он, конечно, гений и мысли у него интересные, но сразу видно, что писал приблизительно мой ровесник. Тем не менее, произведение программное: оно отражает взгляды штюрмеров, движения "Бури и натиска".
Недостатки:
1) Риторика. Патетические вопли. Ими разговаривают все персонажи. Речевые характеристики у них почти одинаковы, каждый может сказать что-то в духе "брови мои нависнут над вами, как грозовые тучи", и монологи их, и короткие реплики так наполнены восклицательными знаками, что это очень быстро забирается в печёнки, и оставшееся время - ещё четыре акта - мозг истерически орёт в такт восклицательным знакам: перестань читать! Перестань читать!
А что самое ужасное - это заразно
2) Чистосердечие. Персонажи рассказывают о всех своих планах, разворачивают пространные речи "бла-бла-бла, я плохой, задумал недоброе по таким-то и таким-то причинам". Отчасти это задумка автора, так как показать грязь души подлеца во всей красе легче и лучше всего может выйти именно так, но отчасти и недостаток, похожий на неумение писать.
3) Грязь.
О, Фридрих, я понимаю, что ты хотел писать как можно ярче и правдивее, ты хотел показать, как ужасно зло. Но всё же как у тебя рука повернулась писать именно это, именно так и в таких количествах? Что-то у хорошего человека просто не выйдет из-под пера, понимаешь?.. Хотя, возможно, ты морщился, когда писал это. А возможно, ты изложил это с холодностью, и это делает тебе честь, так как демонстрирует твою непричастность к подобной гадости. Она так далека от тебя, что даже не трогает. Но всё-таки...
"Шпигельберг. Да, как видишь, я все тот же душой и телом! Послушай-ка, дуралей, какую я штуку выкинул намедни в обители святой Цецилии. Попадается
мне, значит, на пути этот монастырек. Уже вечерело, а я в тот день еще не издержал ни одного патрона. Ты же знаешь, я до смерти не люблю diem perdidi
{Потерять день (лат.).}, но коли день пропал, надо хоть ночью заварить такую кашу, чтоб чертям тошно стало. Ну так вот. Мы ведем себя смирно до
наступления темноты. Воцаряется тишина. Огни гаснут. Эге, думаем мы, видно, монашенки-то улеглись. Я беру с собой приятеля Гримма, а другим велю
дожидаться у ворот, покуда не свистну, сговариваюсь с привратником и, получив от него ключи, прокрадываюсь в помещение, где спят послушницы. Я
живо стибрил ихние платья, связал в узел и вынес за ворота. Потом мы прошлись по кельям и забрали одежду у всех сестер, а под конец и у самой
настоятельницы. Тут я свистнул, и мои молодцы, что остались за воротами, подняли такой шум и гам, точно настал день Страшного суда, и затем с криком
и гиканьем рассыпались по всей обители. Ха-ха-ха! Посмотрел бы ты, какая там началась кутерьма... Как бедняжки искали впотьмах свою одежонку, метались, охали, словно в когтях у черта, а мы - ну их лапать! С перепугу одни стали заворачиваться в простыни, залезать под печку, как кошки, а другие так напрудили в кельях, хоть плавать пускайся! Визгу! Крику!.. Вылезла и старая карга настоятельница в костюме Евы до грехопадения. Ты ведь знаешь, братец, что для меня нет на свете создания мерзее паука и старой бабы, а тут эта почернелая, морщинистая, косматая старуха так и вьётся вокруг, заклиная меня своим девическим целомудрием. Тьфу! Я уже поднял было кулак, чтобы вышибить ей последние зубы, да воздержался и предложил на выбор: либо подавай нам монастырское серебро, драгоценную утварь и всю звонкую монету, либо... Мои ребята живо поняли меня! Словом, я унес оттуда не меньше чем на тысячу талеров всякого добра да еще воспоминанье о веселой ночке. А ребята оставили монашенкам памятки, от которых им раньше, как через девять месяцев, не избавиться".
Тебе, конечно, тысячу, миллион раз далеко до г-на Сада, к которому я твёрдо решила не прикасаться, но о котором наслышана в достаточной мере. Вполне безобидный текст, да. Но почему у меня тогда такое ощущение, что я искупалась в грязи, причём вовсе не лечебной?..
Что интересно, на либ.ру нет части этого отрывка: от "Как бедняжки" до "либо..." Тот, кто помещал туда текст, тоже не выдержал. Да, и последнее предложение там отсутствует.
Ещё любопытнее то, что чтобы показать эту гадость вам, я своими руками перепечатала её из книги. Так мне ли после этого винить Шиллера, который просто переписал эту историю со слов бандита, пригрезившегося ему в пылу вдохновения?..)
Ура, ещё прочесть баллады, и Шиллера можно будет вычеркнуть из списка вслед за Гёте)
Четыре часа жизни убиты на то, чтобы вылить на себя ведро грязи - ах, какое счастье, что я приобщаюсь к мировой классике.
Он, конечно, гений и мысли у него интересные, но сразу видно, что писал приблизительно мой ровесник. Тем не менее, произведение программное: оно отражает взгляды штюрмеров, движения "Бури и натиска".
Недостатки:
1) Риторика. Патетические вопли. Ими разговаривают все персонажи. Речевые характеристики у них почти одинаковы, каждый может сказать что-то в духе "брови мои нависнут над вами, как грозовые тучи", и монологи их, и короткие реплики так наполнены восклицательными знаками, что это очень быстро забирается в печёнки, и оставшееся время - ещё четыре акта - мозг истерически орёт в такт восклицательным знакам: перестань читать! Перестань читать!
А что самое ужасное - это заразно
2) Чистосердечие. Персонажи рассказывают о всех своих планах, разворачивают пространные речи "бла-бла-бла, я плохой, задумал недоброе по таким-то и таким-то причинам". Отчасти это задумка автора, так как показать грязь души подлеца во всей красе легче и лучше всего может выйти именно так, но отчасти и недостаток, похожий на неумение писать.
3) Грязь.
О, Фридрих, я понимаю, что ты хотел писать как можно ярче и правдивее, ты хотел показать, как ужасно зло. Но всё же как у тебя рука повернулась писать именно это, именно так и в таких количествах? Что-то у хорошего человека просто не выйдет из-под пера, понимаешь?.. Хотя, возможно, ты морщился, когда писал это. А возможно, ты изложил это с холодностью, и это делает тебе честь, так как демонстрирует твою непричастность к подобной гадости. Она так далека от тебя, что даже не трогает. Но всё-таки...
"Шпигельберг. Да, как видишь, я все тот же душой и телом! Послушай-ка, дуралей, какую я штуку выкинул намедни в обители святой Цецилии. Попадается
мне, значит, на пути этот монастырек. Уже вечерело, а я в тот день еще не издержал ни одного патрона. Ты же знаешь, я до смерти не люблю diem perdidi
{Потерять день (лат.).}, но коли день пропал, надо хоть ночью заварить такую кашу, чтоб чертям тошно стало. Ну так вот. Мы ведем себя смирно до
наступления темноты. Воцаряется тишина. Огни гаснут. Эге, думаем мы, видно, монашенки-то улеглись. Я беру с собой приятеля Гримма, а другим велю
дожидаться у ворот, покуда не свистну, сговариваюсь с привратником и, получив от него ключи, прокрадываюсь в помещение, где спят послушницы. Я
живо стибрил ихние платья, связал в узел и вынес за ворота. Потом мы прошлись по кельям и забрали одежду у всех сестер, а под конец и у самой
настоятельницы. Тут я свистнул, и мои молодцы, что остались за воротами, подняли такой шум и гам, точно настал день Страшного суда, и затем с криком
и гиканьем рассыпались по всей обители. Ха-ха-ха! Посмотрел бы ты, какая там началась кутерьма... Как бедняжки искали впотьмах свою одежонку, метались, охали, словно в когтях у черта, а мы - ну их лапать! С перепугу одни стали заворачиваться в простыни, залезать под печку, как кошки, а другие так напрудили в кельях, хоть плавать пускайся! Визгу! Крику!.. Вылезла и старая карга настоятельница в костюме Евы до грехопадения. Ты ведь знаешь, братец, что для меня нет на свете создания мерзее паука и старой бабы, а тут эта почернелая, морщинистая, косматая старуха так и вьётся вокруг, заклиная меня своим девическим целомудрием. Тьфу! Я уже поднял было кулак, чтобы вышибить ей последние зубы, да воздержался и предложил на выбор: либо подавай нам монастырское серебро, драгоценную утварь и всю звонкую монету, либо... Мои ребята живо поняли меня! Словом, я унес оттуда не меньше чем на тысячу талеров всякого добра да еще воспоминанье о веселой ночке. А ребята оставили монашенкам памятки, от которых им раньше, как через девять месяцев, не избавиться".
Тебе, конечно, тысячу, миллион раз далеко до г-на Сада, к которому я твёрдо решила не прикасаться, но о котором наслышана в достаточной мере. Вполне безобидный текст, да. Но почему у меня тогда такое ощущение, что я искупалась в грязи, причём вовсе не лечебной?..
Что интересно, на либ.ру нет части этого отрывка: от "Как бедняжки" до "либо..." Тот, кто помещал туда текст, тоже не выдержал. Да, и последнее предложение там отсутствует.
Ещё любопытнее то, что чтобы показать эту гадость вам, я своими руками перепечатала её из книги. Так мне ли после этого винить Шиллера, который просто переписал эту историю со слов бандита, пригрезившегося ему в пылу вдохновения?..)
Ура, ещё прочесть баллады, и Шиллера можно будет вычеркнуть из списка вслед за Гёте)
-
-
11.06.2010 в 10:06-
-
12.06.2010 в 17:24