"Путешествие по Гарцу".Всю "картину" Гейне отчаянно пытается шутить. Иногда у него получается.
Никогда не поймёшь, на полном серьёзе он пишет, или ржёт. Особенно во время чтения вдохновенных описаний природы. Мне восхищаться вместе с тобой или хохотать над стилем, Генрих? Загадочный ты человек.
Про то, как герой спускался в рудник - здорово)
И про призрака тоже очень круто. Разум, разум!..))
Картина пьянства просто великолепна) Я вам процитирую кусочек. Не знаю, читает ли кто-нибудь когда-нибудь мои цитаты, но кто этим занимается, тот скорее всего заценит.
пьяные элегические студентыСреди всего этого беспорядка и шума, когда тарелки научились
приплясывать, а стаканы летать, я увидел двух юношей, сидевших против меня,
прекрасных и бледных, как мраморные статуи, причем один скорее напоминал
Адониса, другой -- Аполлона. На их щеках едва был заметен легкий розовый
отблеск, которым их окрасило вино. С невыразимой любовью смотрели они друг
на друга, словно каждый читал в глазах другого, и в этих глазах что-то
лучилось, точно в них упало несколько капель света из той полной,
пламенеющей любовью чаши, которую кроткий ангел переносит с одной звезды на
другую. Они говорили тихо, и голоса их вздрагивали от страстной тоски -- ибо
повествования их были печальны и в них звучала какая-то дивная скорбь. "Лора
тоже умерла!" -- сказал один из них, вздохнув, и после паузы рассказал об
одной девушке в Галле: она была влюблена в студента, а когда он покинул
Галле, перестала говорить, перестала есть, плакала день и ночь и все
смотрела на канарейку, которую милый однажды подарил ей. "Птичка умерла, а
вскоре умерла и Лора",-- так закончил он свой рассказ; оба юноши снова
умолкли и вздохнули, как будто сердце у них хотело разорваться. Наконец
другой сказал: "Моя душа печальна! Выйдем вместе в темную ночь. Мне хочется
вдыхать веянье облаков и лучи луны! Товарищ моей тоски! Люблю тебя, твои
слова, как шепот тростника, как шелест ручьев, они на-
ходят отзвук в моей груди, но душа моя печальна".
И вот юноши встали, обнялись за плечи и покинули шумный зал. Я
последовал за ними и увидел, как они вошли в темную каморку, один распахнул
вместо окна большой платяной шкаф, оба встали перед ним, в тоске к нему
протягивая руки, и по очереди заговорили. "О дыханье темнеющей ночи! --
воскликнул первый.-- Как освежаешь ты мои щеки! Как пленительно играешь ты
моими развевающимися кудрями! Я стою на облачной вершине горы, внизу подо
мною лежат спящие людские города и поблескивают голубые воды. Слышишь, как
там, внизу, в ущелье, шумят черные ели! Там плывут над холмами, как туманные
призраки, духи отцов! О, если б я мог мчаться вместе с вами на облачном
скакуне сквозь бурную ночь, над ревущим морем, и ввысь -- к звездам. Но, ах,
гнетет меня скорбь, и душа моя печальна". Другой юноша также в томлении
простер свои руки к платяному шкафу, слезы хлынули у него из глаз, и, приняв
панталоны из желтой кожи за луну, он обратился к ним в страстной тоске: "О
дочь небес, как ты прекрасна! Как чарует спокойствие твоего лика! Ты
странствуешь в небе, полная прелести! И звезды следуют на восток по твоим
голубым тропинкам! Увидев тебя, и тучи радуются, и их мрачные очертания
светлеют. Кто в небе сравнится с тобой, творение ночи? В твоем присутствии
звезды меркнут и отводят зелено-искристые очи. Куда же под утро, когда лик
твой бледнеет, бежишь ты со своей стези? Или у тебя, как и у меня, есть свой
Галле? Или ты живешь под сенью тоски? Или сестры твои упали с неба? Разве
тех, что радостно шествовали с тобой через ночь, уже нет? Да, они упали,
прекрасный светильник, и ты так часто скрываешься для того, чтобы оплакивать
их. Но настанет такая ночь, когда и ты исчезнешь и покинешь там, наверху,
свою голубую тропу. И звезды тогда поднимут свои зеленые головки, которые
когда-то в твоем присутствии поникли, и они возрадуются. Но сейчас ты одета
в свой лучезарный блеск и взираешь на землю из небесных врат. Разорвите же,
ветры, покровы туч, чтобы творение ночи могло светить, и засияли мохнатые
горы, и море расплескало среди блеска пенящиеся валы!"
Хорошо знакомый мне и не слишком тощий при-
ятель, -- он больше пил, чем ел, хотя в тот вечер все же проглотил
порцию говядины, которой были бы сыты по меньшей мере шесть гвардейских
лейтенантов и одно невинное дитя,-- в эту минуту пробежал мимо каморки, он
был в превосходном настроении, то есть в свинском виде, втолкнул не слишком
бережно обоих элегических друзей в платяной шкаф, помчался, топая, к
выходной двери и, выскочив наружу, неистово там разбушевался. Шум в зале
становился все беспорядочнее и глуше. А юноши в шкафу выли и хныкали, --
они-де лежат, искалеченные, у подошвы горы; из горла у них лилось
благородное красное вино, они по очереди затопляли им друг друга, и один
говорил другому: "Прощай! Я чувствую, что истекаю кровью. Зачем же ты будишь
меня, воздух весенний? Ты ласкаешь и говоришь: я орошаю тебя каплями с неба!
Но близится час моего увядания, и уже ревет та буря, что сорвет мои листья!
Завтра путник придет, придет видевший меня в моей красе, и будет взгляд его
тщетно искать в поле, но не найдет..." Однако все это заглушал хорошо
знакомый бас за дверью, он, богохульствуя, жаловался, среди хохота и
проклятий, что на темной Вендерштрассе не горит ни единого фонаря и даже не
видишь, кому именно ты вышиб оконные стекла."Идеи. Книга Le Grand"Сама идея всю дорогу писать некой madame разного рода бред внушает симпатию) но лучшее место в этой части "Картин" по моему мнению - 12 глава. Вот она:
ГЛАВА XII
Немецкие цензоры.........................
.............................................................
................................................................
болваны.................
........................................................................
Всё)))
Чувства юмора ему не занимать, всё-таки)
Итак, с Гейне я разделалась.